Предисловие
"Поэзия без оглядки"

Человек относительно редко стоит перед вопросом, что пить за завтраком - бензин или свежий апельсиновый сок. Но стоит подумать об этой альтернативе, и человек отходит на шаг от нормы. Я думаю, что если бы вы, будучи официантом, задали тот же вопрос Раскольникову, решение пришло бы быстрее. Линдеманн решил это для себя.

Лирика Линдеманна не может и не должна быть решением проблемы. Она как факел, который может освещать ночью, но не больше. Стихи - враг этого факела. Моральное превосходство настаивает на том, что в них вообще нет надежды. Возможно, они могут посредничать с болью - единственный спутник, который остается верен вам на протяжении всей жизни.
Стихи описывают структуру страха, температуру сгорания мечты и разрушения человеческих отношений - смеси из страсти. Диагнозы спокойствия, рассказывающие о тех тайниках, в которые люди заключают прошлое. Военные корабли с пробоинами, которые против уничтоженного, разломанного неба в нас самих.
Во времена, когда современная немецкая лирика опустилась до уровня псевдоинтеллектуального ненастоящего медведя в зоопарке, поэзия Тилля производит впечатление огненной бури, которая мчится с севера к оазису в ночи. Прыжок выше головы, полный компромиссов и силы, заставляющей сердце биться. Это туннели из воплей загоревшегося времени. Современное изгнание Дьявола, ведущее нас к венам собственной души. Эхо, отдающееся от стен нашей боли. Это - защищающаяся поэзия без оглядки.
Линдеманн рассказывает о ранах во время предательства. Слова оживлены, как в кровавом котле. Когда голосовые связки рвали и резали топорами и ножницами в сердечных ранах. Как можно было писать по-другому, когда у людей были следы от сетей на теле.
И мы, и немецкая лирика были бы беднее без этих стихотворений. Их сила как будто дует из открытого окна и тушит в нас огонь. Стихи Линдеманна своеобразны, они лишены тщеславия, оппортунизма и трусости. Тилль - это честный, преданный человек, верный друг. Я благодарю тебя за доверие и дружбу.
* Я не знаю*
Я не знаю, почему я позже встаю,
Почему я так рано иду спать.
По собственному приказу
Я оберегаю свое одиночество.
Так я живу уже слишком много лет,
Но еще слишком молод для гроба (катафалка).
Я наполовину перебродившее вино,
Тяжелый стол на одной ноге,
Не рыба и без водоема.
С удовольствием держу я юную руку,
Но молодая кровь меня больше не уважает,
Нет пули в ружье.
Должен довольствоваться старой плотью,
Изменять себе с собственной женой.
Возраст (старость) спит на моих висках,
Я покупаю себе счастье в портах.
Кто не красив, должен хорошо жить.
Мне никогда не была дана красота.

*Девушка мертва*
Теперь лежит она
Неподвижно, как доска.
Нет чемоданов под кроватью.
Лежит такая холодная на краю леса,
Предательски убита своей же рукой.
В ее глазах нет света.
Ей (больше) никогда не будет 17 (лет).

* Нож*
Мертвое море в моей плоти
Рождает гавань.
Каждый день в одно и то же время
Она причаливает, чтобы наказать меня,
На своей смертной галере.
Птица (жаворонок) с белым хохолком.
Я убил бы, лишь бы она была со мной,
Но у нее сверкающий клюв, как у грифа
И когти, острые, будто ножницы.

Она бросает якорь и начинает петь.
Мой бумажный кораблик напополам
Режет благородными (чистыми) лезвиями.
Призывает холодную воду
Он (кораблик) тонет, и никто не споет со мной.
Поэтому я боюсь ножей..

Мачта кораблика кровоточит,
Прямо в груди бабушки.
И когда ей ночами светит солнце,
Есть кто-то, кто плачет вместе с ней.
Мы плывем (дрейфуем) в холодном море слез.
Голод веселится в тяжелых бочках.
Она режет меня глубоко, чтобы потом съесть.
Поэтому я боюсь ножей.

И когда мне ночами светит солнце,
Нет никого,
Кто поплачет вместе со мной.

*Толстый и тонкий*
Слабо дуют ветра любви.
Целует мужчина толстую женщину.
Душа скрыта глубоко в воде,
И женщина получает все, чего добивается.

Ты молода,
Я мил (симпатичен).
У меня есть мягкая двуспальная кровать,
Каждому кораблю нужна гавань,
Почему же ты не хочешь спать со мной?

Я не молод,
Ты не мила (симпатична),
Я уродлив, а ты толста.
Но в шторм хороша любая гавань,
А утром ты выглядишь отдохнувшей (посвежевшей)

1 - возможно, Тилль использует метафору типа "от толстого (полного жизни) к истощенному (постаревшему, увядшему)"

«Доброе утро»
Он поднялся с постели.
Пошел в ванную комнату.
Долго смотрел на себя в зеркало.
Затем перерезал вены
И лег под стол умирать.
Девушка сказала, что он
Слишком стар для нее.

*Моя мать слепа*
Акне и Розацея1 бежали рука к руке
По моей нежной коже,
По нетронутой земле.
И ради удовольствия сожгли ее.
Мой отец говорил мне:
Милый ребенок, поверь раз и навсегда -
Женщина, которая возьмет тебя в мужья,
Сама некрасива или слепа.
Я не смотрю в зеркало.
Я несу факел на лице.
Я одинок, но не один
Акне и Розацея всегда будут со мной
1 - угри и сыпь (мед.)